Статья Н. Ю. Плавинской из энциклопедического справочника "Исторический лексикон. XVIII век."
М.: Знание, Владос. 1996.

Французская революция — едва ли не самое мощное потрясение XVIII столетия — изменила облик Франции, придав ему современные черты. Она глубочайшим образом повлияла на судьбу многих государств: и тех, которые были ею реально затронуты, и тех, что лишь издали наблюдали за происходящим. Она создала целый пласт новой политической культуры, преподала уроки, важные и по сей день, но которые мы, как водится, не умеем извлекать из истории.
Французская революция родилась из глубокого надлома феодально-абсолютистской системы. Потрясаемая многочисленными кризисами, из которых наиболее очевидным был кризис финансов, королевская власть безуспешно предпринимала попытки реформ, усиливая одновременно налоговый гнет: Тюрго, Неккер, Калонн, Ломени де Бриенн, снова Неккер — генеральные контролеры (министры) финансов сменяли друг друга, предлагая различные меры лечения больного государственного организма, но изменить положение к лучшему не могли. Недовольство дворян посягательствами на их исконные привилегии и упадком политического влияния; усилившиеся в 1787—1788 годах волнения парламентов — высших судебных учреждений Франции, которые традиционно находились в оппозиции абсолютистскому режиму; народные движения, порождаемые голодом и дороговизной, — все это вынудило Людовика XVI пойти на созыв Генеральных штатов, не собиравшихся с 1614 года.
Генеральные штаты представляли собой совещательный орган из трех палат — по одной от каждого сословия (население Франции делилось тогда на духовенство, дворянство и третье сословье, объединявшее всех остальных — все остальные — от крупного буржуа до крестьянина). Они должны были, как рассчитывал монарх, подсказать ему пути выхода из финансового тупика и наметить некоторые навеянные просвещенным временем реформы. Однако уже в ходе выборов стало ясно, насколько высок был в королевстве градус политической активности: предвыборные программы депутатов шли гораздо дальше благих, но робких намерений Людовика, требуя не частичных финансовых реформ, а общего возрождения страны, децентрализации власти, либерализации всех сторон жизни.
Особенно сильной оказалась депутация третьего сословия, политические задачи которой сформулировал вошедший в нее аббат Сийес: «Что такое третье сословие? Все. Чем оно было до сих пор при существующем порядке? Ничем. Что оно требует? Стать чем-нибудь». Рядом с Сийесом «мыслителем революции» — ее«актер» Мирабо и целая плеяда молодых провинциальных политиков, большей частью юристов и представителей свободных профессий: ле Шапелье и Барнав, Ланжюне и Робеспьер, Бюзо и Рабо Сент-Этьен... Но были радикально мыслившие депутаты и из дворян и духовенства: маркиз Лафайет, герой американской войны за независимость; братья Ламеты, епископ Отенский Талейран и другие.
Генеральные штаты торжественно открылись в Версале 5 мая 1789 года. Больше месяца палата общин, как стали называть депутацию третьего сословия, боролась за то, чтобы ее голос — голос большинства нации — не был заглушен голосами привилегированных палат. Наконец, 17 июня депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием. Этот смелый шаг побудил представителей низшего духовенства присоединиться к ним. Попытка короля 23 июня разогнать Собрание не удалась благодаря решительности депутатов, в частности Мирабо, ставшего отныне бессменным лидером революционеров «первой волны». Уже на другой день к Собранию присоединились остальные депутаты, а 9 июля оно провозгласило себя Учредительным собранием, выполняя тем самым клятву, данную несколькими днями раньше в знаменитом Зале для игры в мяч — не расходиться, пока не будут выработаны конституционные основы нового политического порядка.
Король тем временем стягивал к Версалю дополнительные части. Угроза расправы с собранием вызвала народное восстание в Париже. Вооруженный люд захватил город, оттеснив войска. 14 июля 1789 года пала крепость-тюрьма Бастилия, символ абсолютизма. По стране прокатилась вол-на «муниципальных революций», в ходе которых возникали новые выборные органы городского управления. Создавалась армия революции — национальная гвардия, во главе которой встал Лафайет. Вспыхнули волнения и в деревне: крестьяне жгли дворянские замки, уничтожали документы феодального права и сеньориальные архивы. Напуганная знать спешно покидала страну.
Но «великий страх» обуял не только аристократию: всякая собственность оказалась под угрозой, а в Учредительном собрании заседали те, кому было что терять. Стремясь погасить пожар народной революции, Собрание на ночном заседании 4 августа, названном «ночью чудес», объявило о «полном уничтожении феодального порядка» и об отмене наиболее «допотопных» сеньориальных прав и привилегий. Остальные феодальные повинности крестьян подлежали непосильному для них выкупу.
С крушением феодального порядка рухнула сама основа прежнего общества, построенного по сословному принципу. Рождалось новое гражданское общество в современном смысле слова. Его принципы были определены в «Декларации прав человека и гражданина», принятой 26 августа 1789 года. Она провозгласила суверенитет нации, всеобщее братство, свободу и равенство всех людей. Священными стали право собственности, свобода слова, совести, право на сопротивление угнетению — все то, что и сегодня сохраняет свою ценность.
«Декларация» служила преамбулой к тексту конституции, выработка которого продолжалась до сентября 1791 года. Конституционные дебаты в собрании сопровождались принятием декретов, касающихся важнейших сторон жизни Франции. Было утверждено новое территориально-административное деление страны, создавшее современные департаменты. «Гражданское устройство духовенства» — выборность церковных служтелей, обязательная присяга священников на верность конституции — лишило католическую церковь самостоятельной политической роли. Предпринятые для покрытия государственных расходов, продажа «национальных имуществ» — конфискованных церковных и эмигрантских земель и владений короны, а также выпуск бумажных денег-ассигнатов привели к перераспределению собственности, в первую очередь в пользу городской буржуазии и верхушки крестьянства. В торговле и промышленности восторжествовал принцип экономического либерализма.
Разработка декретов и конституции обнажила глубокие разногласия среди депутатов Собрания, разделившихся на «левых» и «правых», в зависимости от того, где сидели сторонники или противники радикальных мер — слева от стола председателя Собрания или справа (вот когда впервые появились эти определения). В стране действовали многочисленные «патриотические» клубы — кордельеров, фейянов и др. Самым известным из них был Якобинский клуб. Он единственный имел разветвленную сеть филиалов в провинции, что оказало огромное влияние на политизацию большой части населения. Небывалое значение приобрела журналистика: «Друг народа» Марата, «Папаша Дюшен» Эбера, «Французский патриот» Бриссо, «Железные уста» Бонвиля, «Деревенские листки» Черутти и другие газеты знакомили читателя со сложной палитрой политической борьбы.
Одновременно усиливалось внутреннее сопротивление революции. Старая знать и двор, отказываясь смириться с происходившим, устанавливали связи с европейскими государствами, в надежде на их поддержку. 21 июня 1791 года королевское семейство попыталось тайно бежать за границу, но было опознано и задержано в местечке Варенн. «Вареннский кризис» окончательно скомпрометировал конституционную монархию: в просвещенных кружках, сложившихся вокруг Кондорсе и Бриссо, впервые прозвучало слово «республика». Кроме того, кризис вызвал дальнейший подъем народного движения, все сильнее пугавший «монархистов» из Учредительного собрания. 17 июля на Марсовом поле в Париже была расстреляна массовая манифестация, требовавшая отречения Людовика XVI. Пытаясь спасти монархию, Собрание позволило королю подписать принятую наконец конституцию и, исчерпав свои полномочия, разошлось. Тот же «вареннский кризис» стал сигналом к сплочению против французской революции европейских держав.
В новом Законодательном собрании, куда согласно конституции не вошли прежние депутаты, сложилась иная расстановка сил. На смену роялистам и либералам пришли деятели двух соперничавших клубов — фейяны, сторонники конституционной монархии, во главе с лидерами Собрания Кондорсе и Барнавом, и якобинцы. Среди последних возникало все больше разногласий, что привело к появлению фракций жирондистов и монтаньяров. Первые сгруппировались вокруг депутатов от департамента Жиронда Бриссо, Верньо и др. (откуда и название «жирондисты»). Вождем вторых был Робеспьер, уже не имевший депутатских полномочий, но избранный прокурором уголовного суда и становившийся все более влиятельным в клубе. Его сторонники Кутон, Базир и другие усаживались в зале заседаний на самые верхние скамьи, за что и получили прозвище «Горы» или «монтаньяров» (la montagne — гора).
Внешнеполитическое положение страны все более осложнялось. Уповая на то, что война, которую Франция должна неизбежно проиграть, может остановить революцию, Людовик XVI, опираясь на жирондистов, сделал рискованный шаг. По его предложению в апреле 1792 года Франция объявила Австрии, которую вскоре поддержала Пруссия, войну. Последствия оказались прямо противоположными целям: война предрешила судьбу самого монарха; война в конечном счете отправила на эшафот Бриссо и его сподвижников; война привела к власти Робеспьера.
Неизбежная для каждой революции экономическая разруха, обесценивание денег и рост дороговизны вызывали все больший протест у городской и сельской бедноты. Требования таксации — установления фиксированных государственных цен на основные продукты питания, становились все громче и громче. Неудачи первых месяцев войны породили подозрения в измене командующих французскими армиями, в первую очередь Лафайета, а вслед за ним фейянов и жирондистов. Толпа парижских санкюлотов (кюлоты, короткие мужские пантолоны, стали отличительным признаком принадлежности к «бывшим», к аристократии) 20 июня 1792 года ворвалась в Тюильрийский дворец, но так и не добилась от короля нужных декретов: о высылке не присягнувших конституции священников, которые были признаны контрреволюционерами; о создании в окрестностях Парижа военного лагеря для спасения столицы от австрийских и прусских армий.
В июле Законодательное собрание объявило отечество в опасности, и в революционную армию хлынул мощный поток добровольцев. На повестку дня встало требование о свержении короля-изменника. 10 августа парижские секции, территориальные низовые объединения, провозгласив себя Коммуной и опираясь на поддержку провинций, возглавили народное восстание. Монархия пала. Коммуна отправила Людовика и его семью в заключение в Тампль, потребовала созыва национального Конвента и смены министерства, сохранив при этом за собой значительную долю реальной власти.
Двадцать первого сентября 1792 года законодательная власть перешла к Конвенту, в котором соперничали две политических группировки. С одной стороны Бриссо, Верньо, Бюзо и иные жирондисты. С другой — монтаньяры, зачастую попавшие в Конвент прямо из штаба восставшей Коммуны: Робеспьер, Колло д'Эрбуа, Бийо-Варенн, Демулен, Сен-Жюст, Марат. Среди них Дантон — фигура номер один в новом министерстве, Временном исполнительном совете. Между Горой и Жирондой — Равнина, или иначе Болото, готовое поддержать тех, кто окажется сильнее. В центре противостояния оказался вопрос о судьбе короля. Гора, настаивавшая на смертной казни, победила: 21 января 1793 года «гражданин Капет» был гильотинирован в Париже на площади Революции, ныне площади Согласия.
Начавшееся сразу же вслед за восстанием 10 августа наступление прусско-австрийских сил вызвало во Франции новый национальный подъем, но одновременно породило слухи о готовящемся в тылу заговоре. Массовые казни «врагов народа», состоявшиеся в начале сентября, стали предвестниками грядущего революционного террора.
Интервенцию удалось отбить: 20 сентября революционные войска одержали при Вальми свою первую победу, а в ноябре они уже вступили на вражеские земли на левом берегу Рейна и в Савойе. Однако война требовала все новых и новых сил. Призыв в армию 300 тыс. человек, санкционированный Конвентом в феврале 1793 года, вызвал недовольство в ряде департаментов и послужил поводом к началу Вандеи, кровопролитной гражданской войны на западе Франции, а также к восстаниям на юго-востоке, в Тулоне и Марселе.
Дальнейшее размежевание в революционном лагере, экономический кризис, натиск народного движения, внешнее и внутреннее противодействие революции, восстание крестьян Вандеи, поставило республику на край гибели. Создание революционных трибуналов с исключительно широкими полномочиями, комитетов революционного надзора, Комитета революционного спасения укрепило позиции Горы. В результате народного восстания в Париже 31 мая — 2 июня 1793 года была установлена диктатура монтаньяров, получившая название якобинской диктатуры.
Якобинская диктатура предприняла ряд мер, направленных на окончательный подрыв феодальной системы, полностью ликвидировав все уцелевшие сеньориальные права и закрепив за крестьянами землю, которую они обрабатывали. Она установила требуемые санкюлотами твердые цены и максимум заработной платы, провела миллиардный принудительный заем у богатых. Она продолжила наступление на католическую церковь и ввела республиканский календарь. В 1793 году была принята конституция, в основу которой было положено всеобщее избирательное право, однако введение ее из-за критического положения республики отложили, и в результате оно не состоялось.
Якобинская диктатура продемонстрировала полное отрицание либеральных принципов, явив образец государственного вмешательства в различные сферы жизни общества. Промышленное производство и сельское хозяйство, финансы и торговля, общественные празднества и частная жизнь граждан — все подвергалось строгой регламентации. Однако она не смогла сдержать дальнейшего углубления экономического и социального кризиса. В сентябре 1793 года Конвент «поставил террор на повестку дня». Комитет общественного спасения разослал по всем горячим точкам своих представителей, наделив их неограниченными полномочиями. Страшная машина бывшего депутата Учредительного собрания Гильотена, уже опробованная в деле, заработала бесперебойно. Когда она не справлялась, применялись расстрелы.
К концу 1793 года политика революционного террора захватила уже не только мятежные провинции, но и всю страну. Революционные трибуналы практиковали лишь две формулы для решения растущего потока дел: полное оправдание или смертная казнь. «Врагами народа» становились не только «вдова Капет» Мария Антуанетта или бывший герцог Орлеанский — Филипп-Эгалите, но также — по очереди — фейяны, жирондисты, «бешеные», дантонисты, эбертисты. Начав с тех, кто чаял воскресить старый порядок или просто напоминал о нем, террор не пощадил и тех, кто стоял у истоков и совершал революцию.
Расправившись с врагами, Робеспьер сосредоточил в своих руках максимум власти. Но массовые репрессии вели к изоляции «Неподкупного» и его ближайших сподвижников в Конвенте: Кутона, Сен-Жюста, Леба, Робеспьера-младшего. Успехи революционных армий на всех фронтах лишили политику террора всякого логического оправдания. «Левые», «правые» и «Болото» Конвента объединялись для борьбы с тираном: Колло д'Эрбуа и Сийес, Бийо-Варенн и Тальен, Фуше и Баррас... Государственный переворот 9 термидора (27 июля 1794) положил конец якобинской диктатуре. Ее вожди погибли под ножом все той же гильотины.
Термидорианский переворот знаменовал начало постепенного угасания революции. Режим Директории, установленный конституцией III года (1795), отчасти вернулся к тому, от чего революция ушла в 1789-м. Поиск политического равновесия привел к созданию двухпалатного законодательного органа и двухступенчатых выборов. Однако эти меры были призваны охранять интересы не прежней аристократии, а новых крупных собственников, порожденных революцией.
При общей тенденции к политической стабилизации режим Директории в то же время отражал дальнейшее развитие революционного процесса. Продолжалась конфискация эмигрантских земель. Было провозглашено отделение церкви от государства (1794). Осенью 1795 года Баррасом и Бонапартом был разгромлен роялистский мятеж в Париже, что стало безусловным успехом политики Директории. Итальянский поход французских армий положил начало революционной экспансии в Европе.
Отмена максимумов и регламентации доходов, упразднение ассигнатов, проведенные Директорией, неизбежно сопровождались ростом цен и спекуляции. Все большее влияние получали нувориши (новые богатые), «золотая молодежь», расцветали салоны, куда переместился центр политической жизни. Якобинский клуб был разгромлен. Экономический кризис вызвал последний всплеск народных движений в жерминале и прериале III года (апрель—май 1795). С их поражением народные массы надолго уш-ли с политической сцены Франции. Усиление реакции сопровождалось «белым террором», во многом походившим на сведение старых счетов. Однако он существенно отличался от «красного террора» робеспьеристов. У него не было особых институционных форм — трибуналов. Он не прикрывался специальными законодательными актами и, очевидно, имел иной масштаб. Нараставшая тяга к стабильности, к консолидации тех сил, которые обогатились и приобщились к власти в результате революции, привела к военному перевороту 18 брюмера (9—10 ноября 1799) и к установлению диктатуры Наполеона Бонапарта.
Переворот 18 брюмера, поставивший точку в истории французской революции, удивительным образом совпал с концом XVIII века. Однако не похожа ли эта точка на многоточие? Великая революция завершила собой век Просвещения, но она же во многом определила политические и социальные процессы следующего столетия, далеко выходящие за пределы границ самой Франции.