Свечин А.А.

Восток и Запад. История военного искусства на развалинах западной половины Римской империи представляет картину развала античной цивилизации под натиском германских варваров; последние, захватив власть, медленно эволюционируют, создавая, во взаимодействии с обломками классической культуры, средневековый уклад жизни и средневековые методы войны.
На Востоке ход событий был иной. Византия была расположена необыкновенно выгодно в стратегическом отношении, имея сообщения по двум морям и по двум материкам; эта столица Восточной Римской Империи удержалась еще в течение тысячелетия после падения Рима. 14 раз ее осаждали персы, авары, болгары, арабы, русские, турки, Но до 1453 года здесь сохранялась преемственность власти римских цезарей. История Византии представляет калейдоскопическую смену блестящих успехов и катастроф. Развал экономики здесь не был так глубок, как на Западе; однако, в значительной своей части и здесь хозяйство стало натуральным, военное искусство и здесь получило феодальный облик.
Из подчинения Рима варварам вытекло слияние завоевателей — германцев — с культурными туземцами. Из ослабленного, но самостоятельного бытия Византии на Востоке создалась обстановка для развития самостоятельного военного искусства арабов и монголов.
Ислам. Из глубины Аравии еще за несколько тысячелетий до нашей эры выходили завоеватели, подчинявшие своей власти богатую Месопотамию и основывавшие там военные империи.
Как германские леса на севере, так и аравийские пустыни на востоке положили предел завоеваниям Рима. Наряду с германцами, арабы охотно вербовались в армии Рима и Византии. Аравия была еще более раздроблена, чем Германия — не только на племена, но и на классы. Наряду с воинственными кочевниками, варварами — бедуинами, в Аравии имелись города, которые вели довольно значительную торговлю и население которых находилось на известной высоте культуры. Тогда как германцы обрушились на классический мир, оставаясь в своем расчлененном варварском состоянии, арабы (или, что то же, сарацины) выступили со своей попыткой всемирного завоевания, лишь сплотившись уже в рамках ислама. Ислам — не только религия; ислам — это организация сил народа помощью религии, в политическом и военном отношении. На Западе сохранилась христианская римская церковь, которая взяла на себя преемственность и представительство классической цивилизации; варвары-германцы приняли христианство, но церковь и основанные ими государства были двумя противоположными полюсами той оси, около которой развивалась средневековая жизнь на Западе. В исламе же церковь и государство совпали. Магомет, не только пророк, но и гениальный народный вождь и устроитель армии, добился удивительного единства. Пророк или калиф — его заместитель, являлся в исламе не только светским повелителем, но одновременно и военным вождем, и глашатаем божественной воли.
Возникшее в культурном центре учение было охотно воспринято воинственными бедуинами; они подчинились духовному авторитету, который бросил к их ногам богатства культурного мира. Военная дисциплина получила со стороны религии огромную поддержку — за полководцем стоял авторитет Аллаха; мужество воинов усиливалось учением о седьмом рае и небесных гуриях — награде павших в бою за ислам воинов{99}. Показателем высоты дисциплины сарацин является воскрешение римского обычая — армии устраивать на каждую ночь укрепленный лагерь, а также проведенное в жизнь запрещение употреблять спиртные напитки.
Тогда как германские племена выступали изолированно, и их армии не превышали полутора десятков тысяч воинов, единство племен и классов, которого добился Магомет, сделало пустынную, редко населенную Аравию неисчерпаемым источником для укомплектования армий, которые одновременно вышли из нее на восток для покорения Персии, на север против Византии и на запад для завоевания Африки. Уже Магомет в 630 г. мог мобилизовать 30 тысяч воинов. Через четыре года, наступая в Персию 9-18-тысячной армией, сарацины одновременно развернули против Византии до 25-30 тысяч бойцов, что, при средневековом масштабе, давало большое численное превосходство. Через двадцать лет сарацины уже осаждали Константинополь и захватили Карфаген. К началу VIII века ислам достиг берегов Атлантического океана. Тесня Византию и Запад, ислам одновременно проник с оружием в руках, па следам Александра Македонского, на Восток — в Туркестан и Индию.
Магометанское рыцарство. Так как ислам представлял упорядоченный политический организм, то его завоевания были менее катастрофичны для хода хозяйственной жизни, чем захват власти варварскими германскими племенами; хозяйство стран, завоеванных исламом, скоро восстанавливалось, налаживалось известное денежное обращение, получалась возможность взимать налоги, чтобы содержать на них победителей. Поэтому расселение на лены сарацин в завоеванной ими территории имело лишь частичный характер — одновременно создавались крупные военные колонии. Это сосредоточение победителей и та грань, которая проходила между магометанами-победителями и побежденными немагометанами, позволяли сарацинам сравнительно долго сохранять изначальную воинственность бедуинов-кочевников. Но уже к началу IX столетия тот порыв энтузиазма, с которым сарацины приступили к всемирному завоеванию, остыл. Византия на Востоке, норманны в Южной Италии и Сицилии, франки на Западе дали отпор и перешли в наступление. Светская и духовная власть заключают в себе внутреннее противоречие; сила ислама заключалась в их соединении, но оно же сделало ислам неспособным к дальнейшему развитию, к прогрессу и со временем начало действовать разлагающе.
За оговоркой о большей дисциплинированности и большем признании авторитета командования, турки и сарацины, боровшиеся в Сирии и Палестине с ополчениями крестовых походов, были такими же рыцарями, каких высылал Запад. Когда рыцари во время осад устраивали в своем стане турниры, на них иногда являлись и лучшие бойцы из магометанского лагеря, что свидетельствует, что в [143] вооружении тяжело вооруженных всадников Запада и Востока разница была не слишком велика. Не чужда сарацинам была и рыцарская этика. В бою при Яффе, в 1192 г. Ричард Львиное Сердце поспешил в бой и оказался без лошади; командовавший сарацинами Сейфедин, сын знаменитого Саладина, поспешил послать Ричарду подарок — двух боевых коней. В том же году Ричард ударом меча возвел в рыцарское достоинство сына Сейфедина. Христиане и мусульмане вступали между собой в ленные отношения. Как курьез, можно отметить присутствие многочисленных сарацинских наемников в армии, которая под руководством Южно-итальянских норманнов защищала власть пап против Гогенштауфенов.
Тактика. Характерным для Востока является широкое развитие метательного боя, преимущественно конными лучниками. Управление стремилось использовать тот авторитет, который ислам давал ему в руки, чтобы, с одной стороны, ограничить индивидуальный бой и пресечь стремление к выходу из рядов, а с другой стороны, упорядочить ведение боя помощью расчленения на части армии{100}; восточные народы, как впрочем и другие при недостатке организации, имели стремление покончить с противником одним массовым нахрапом; если общий наскок не удавался сразу же, то наступал опаснейший кризис. Поэтому-то управление и обращало особенное внимание на расчленение армии — по десятичной системе, на эшелонирование ее в глубину, на воспитание тактики постепенно нарастающего натиска.
"Пророк любит побеждать к вечеру" — основная мысль сарацинских тактиков. Эта идея расчленения силы натиска в пространстве и времени, предоставления достаточного промежутка времени для развития метательного боя рельефно отмечена в красочных, по восточному, названиях частей боевого порядка в одном из первых же сражений, данных арабами (при Кадиссии, 636 г.): первая линия называлась "утро псового лая", вторая — "день помощи", третья — "вечер потрясения". Значение, которое придавалось метательному бою, вело к стремлению развертываться на широком фронте для окрыления неприятеля и сосредоточенного, концентрического его обстрела.
Монголы. Широкая полоса степей и пустынь от Гоби до Сахары проходит по Азии и Африке, отделяя территории европейской цивилизации от Китая и Индии — очагов азиатской культуры. На этих степях отчасти и поныне [144] сохранился своеобразный экономический быт кочевников Этот степной простор, с огромным масштабом операционных линий, с оригинальными формами труда, накладывает оригинальный азиатский отпечаток и на военное искусство. Наиболее типичными представителями азиатского метода ведения войны являлись монголы в XIII веке, когда их объединил один ив величайших завоевателей — Чингисхан.
Монголы являлись типичными кочевниками; единственный труд, который они знали, это труд сторожа, пастуха бесчисленных стад, передвигавшихся на азиатском просторе с севера на юг и обратно, в зависимости от времен года. Богатства кочевника все при нем, все наяву: это главным образом, скот и небольшая ценная движимость (серебро, ковры) шелка), собранная в его юрте. Нет каких-либо стен, укреплений, дверей, заборов и запоров, которые защищали бы кочевника от нападения. Защита, и то только относительная, дается широким горизонтом, пустынностью окрестностей. Если и крестьяне, вследствие громоздкости продуктов своего труда и невозможности их утаить, всегда тяготеют к твердой власти, которая одна может создать достаточно обеспеченные условия для их труда, то кочевники, у которых все имущество так легко может переменить хозяина, являются особенно благоприятным элементом для деспотической формы концентрации власти.
Общая воинская повинность, выступающая, как необходимость, при высоком экономическом развитии государства, является такой же необходимостью на младенческих ступенях организации труда. Кочевой народ, в котором каждый способный носить оружие не был бы готов немедленно отстаивать с оружием в руках свое стадо, не мог бы существовать. Чингисхан, чтобы иметь в каждом взрослом монголе бойца, запретил даже монголам брать себе в слуги других монголов.
Эти кочевники, природные наездники, воспитанные в преклонении перед авторитетом вождя, весьма искусные в малой войне, с вошедшей в их нравы общей воинской повинностью, представляли прекрасный материал для создания, в период средневековья, превосходной по числу и дисциплине армии Это превосходство становилось явным, когда во главе оказывались гениальные организаторы — Чингисхан или Тамерлан.
Техника- и организация. Как Магомет успел спаять а одно целое в исламе городских купцов и бедуинов пустыни, так и великие организаторы монголов умели сочетать природные качества пастуха-кочевника со всем тем, что могла дать военному искусству городская культура того времени. Натиск арабов отбросил в глубь Азии многие культурные элементы. Эти элементы, а равно и все, что могли [145] дать китайская наука и техника{101}, были приобщены Чингисханом к монгольскому военному искусству. В штабе Чингисхана были китайские ученые, в народе и армии насаждалась письменность. Покровительство, которое Чингисхан оказывал торговле, достигало такой ступени, которая свидетельствует, если не о значении в эту эпоху буржуазного городского элемента, то о ясном стремлении к развитию и созданию такового Чингисхан уделял огромное внимание созданию безопасных торговых магистральных путей, распределил по ним особые военные отряды, организовал на каждом переходе гостиницы-этапы, устроил почту; вопросы правосудия и энергичной борьбы с грабителями были на первом месте При взятии городов ремесленные мастера и художники (интеллигенция?) изымались из общего избиения и переселялись во вновь создаваемые центры.
Армия организовывалась по десятичной системе. На подбор начальников обращалось особое внимание. Авторитет начальника поддерживался такими мерами, как отдельная палатка командующему десятком (отделькому), повышение ему жалованья в 10 раз против рядового бойца, создание в его распоряжении резерва лошадей и оружия для его подчиненных; в случае бунта против поставленного начальника — даже не римское децимирование, а поголовное уничтожение взбунтовавшихся.
Твердая дисциплина позволила требовать в нужных случаях исполнения обширных фортификационных работ. Вблизи неприятеля армия на ночь укрепляла свой бивак. Сторожевая служба была организована превосходно и основывалась на выделении — иногда на несколько сот верст вперед — сторожевых конных отрядов и ни частом патрулировании — днем и ночью — всех окрестностей.
Осадное искусство показывает, что в момент своего расцвета монголы находились с техникой в совершенно иных отношениях, чем впоследствии, когда крымские татары чувствовали себя бессильными против любого деревянного московского острожка и пугались "огненного боя" Фашины, подкопы, подземные хода, заваливание рвов, устройство пологих всходов на крепкие стены, земляные мешки, греческий огонь, мосты, устройство плотин, наводнений, применение стенобитных машин, пороха для взрывов — все это было хорошо знакомо монголам. При осаде Чернигова русский летописец с удивлением отмечает, что катапульты монголов метали на несколько сот шагов камни, которые 4 человека еле могли поднять, — т. е. весом свыше 10 пудов. Такого стенобитного эффекта европейская артиллерия [146] добилась лишь к началу XVI века. И камни эти доставлялись откуда-то издали. При действиях в Венгрии мы встречаем у монголов батарею из 7 катапульт, которая работала в маневренной войне, при форсировании переправы через реку. Многие крепкие города в Средней Азии и России, которые, по средневековым понятиям, могли бы быть взяты только голодом, 0рались монголами штурмом после 5 дней осадных работ.
Стратегия монголов. Большое тактическое превосходство делает войну легким и доходным делом. Еще Александр Македонский нанес персам окончательный удар преимущественно за счет тех средств, которые дало ему завоевание богатого малоазиатского побережья. Отец Ганнибала завоевывая Испанию, чтобы получить средства для борьбы с Римом. Юлий Цезарь, захватывая Галлию, изрек — война должна питать войну; недействительно, богатства Галлии не только позволили ему завоевать эту страну, не отягощая бюджета Рима, но и создали, ему материальную базу для последующей гражданской войны.
Этот взгляд на войну, как на доходное дело, как на расширение базиса, как на накопление сил, в Азии являлся уже основой стратегии. Китайский средневековый писатель, указывает, как на главный признак, определяющий хорошего полководца, умение содержать армию за счет противника. Тогда как европейская стратегическая мысль, — в лице Бюлова и Клаузевица; исходя из необходимости преодоления отпора, из большой обороноспособности соседей, пришла к мысли о базисе, питающем войну с тыла” о кульминационной точке, пределе всякого наступления, об ослабляющей силе размаха наступления, азиатская стратегия видела в пространственной длительности наступления элемент силы. Чем больше продвигался в Азии наступающий, тем больше захватывал он стад и всяких движимых богатств; при низкой обороноспособности, потери наступающего от встречаемого отпора были меньше, чем нарастание силы наступающей армии от втягиваемых, кооптируемых ею местных элементов. Военные элементы соседей наполовину уничтожались, а наполовину ставились в ряды наступающего, и быстро ассимилировались с создавшимся положением. Азиатское наступление представляло снежную лавину, все нараставшую с каждым шагом движения. В армии Батыя, внука Чингисхана, завоевавшей в XIII веке Россию, процент монголов был ничтожен- вероятно, не превышал пяти; процент бойцов из племен, завоеванных Чингизом за десяток лет до нашествия, вероятно, не превышал тридцати. Около двух третей представляли тюркские племена, на которые нашествие непосредственно перед тем обрушилось к востоку от Волги. и обломки коих понесло [147] с собой. Точно так же в дальнейшем и русские дружины составляли заметную часть ополчения Золотой Орды{102}.
Азиатская стратегия, при огромном масштабе расстояний, в эпоху господства преимущественно вьючного транспорта была не в силах организовать правильный подвоз с тыла; идея о переносе базирования на области, лежавшие впереди, лишь отрывочно мелькающая в европейской стратегии, являлась основной для Чингисхана. База впереди может быть создана лишь путем политического разложения неприятеля; широкое использование средств, находящихся за фронтом неприятеля, возможно лишь в том случае, если мы найдем себе в его тылу единомышленников. Отсюда азиатская стратегия требовала дальновидной и коварной политики; все средства были хороши для обеспечения военного успеха. Войне предшествовала обширная политическая разведка; не скупились ни на подкуп, ни на обещания; все возможности противопоставления одних династических интересов другим, одних групп против других использовались. По-видимому, крупный поход предпринимался только тогда, когда появлялось убеждение в наличии глубоких трещин в государственном организме соседа.
Необходимость довольствовать армию небольшим запасом продовольствии, который можно было захватить с собой, и преимущественно местными средствами, налагала определенный отпечаток на монгольскую стратегию. Своих лошадей монголы могли кормить только подножным кормом. Чем беднее был последний, тем быстрее и на более широком фронте надо было стремиться поглотить пространство. Все глубокие знания, которыми обладают кочевники о временах года, когда под различными широтами трава достигает наибольшей питательности, об относительном богатстве травой и водой различных направлений, должны были быть использованы монгольской стратегией, чтобы сделать возможным эти движения масс, включавших, несомненно, свыше ста тысяч коней. Иные остановки операций прямо диктовались необходимостью нагулять тела ослабевшего, после прохождения голодного района, конского состава. Концентрация сил на короткое время на поле сражения являлась невозможной, если пункт столкновения оказался бы расположенным в бедной средствами местности. Разведка местных средств являлась обязательной перед каждым походом. Преодоление пространства большими массами даже в собственных пределах [148] требовало тщательной подготовки. Нужно было выдвинуть передовые отряды, которые охраняли бы на намеченном, направлении подножный корм и отгоняли с него непринимающих участия в походе кочевников. Тамерлан, намечая вторжение в Китай с запада, за 8 лет до похода подготовляет себе на границе с ним, в городе Ашире, этап, туда были высланы несколько тысяч семейств с 40 тысячами лошадей, были расширены запашки, город укреплен, в нем начали собираться обширные продовольственные запасы. В течение самого похода Тамерлан направлял за армией посевное зерно; урожай на впервые возделанных в тылу полях должен был облегчать возвращение армии с похода.
Тактика монголов весьма напоминает тактику арабов. То же развитие метательного боя, то же стремление к расчленению боевого порядка на отдельные части, к ведению боя из глубины. В больших сражениях наблюдается отчетливое разделение на три линии”, но и каждая линия расчленялась, и, таким образом, теоретическое требование Тамерлана — иметь в глубину 9 эшелонов — может быть и недалеко ушло от практики{103}. На поле сражения монголы стремились к окружению неприятеля, чтобы дать решительный перевес метательному оружию. Это окружение легко получалось из широкого походного движения; ширина последнего позволяла монголам распускать преувеличенные слухи о многочисленности наступающей армии.
Конница монголов делилась на тяжелую и легкую. Легкоконные бойцы — назывались казаками. Последние весьма успешно сражались и в пешем строю. У Тамерлана имелась и пехота; пехотинцы принадлежали к числу наилучше оплачиваемых солдат ,и играли существенную роль при осадах, а также при борьбе в горной местности. При прохождении обширных пространств пехота временно сажалась на коней.
Поход Тамерлана на Золотую Орду. Чингисхан (1161-1227) завоевал Китай и Хорезм — современный Туркестан. Его внук Батый завоевал Россию (1237-1240) и опустошил Польшу, Силезию, Моравию и Венгрию. Не сила европейского феодализма вынудила его уйти за Волгу, а необходимость принятия участия в спорах о престолонаследии среди других потомков Чингисхана. Тамерлан (1333-1405) [149] был одним из феодалов Джагатайского ханства, охватывавшего Западную Сибирь и Туркестан. Это ханство являлось одним из четырех царств, на которые разбились завоевания Чингисхана. Тамерлан был ревностный магометанин, в противоположность Чингисхану, безразличному к религиозным вопросам и всюду стремившемуся подкупить различными льготами духовенство всех толков. Тамерлан столкнулся с господствовавшими в Джагатайском ханстве язычниками-узбеками, и вынужден был скрываться в степях; около него собралась кучка недовольных, с которыми он начал борьбу против режима узбеков, своей политикой вызвавших неудовольствие масс. Прежде чем стать вождем стотысячной армии, Тамерлан прошел тяжелую школу бунтовщика-боевика, с командой от 7 до 60 отчаянных наездников. К 35 году своей жизни Тамерлан отвоевал себе территорию между реками Аму-Дарьей и Сыр-Дарьей и устроил свою столицу в Самарканде. В дальнейшем, [150] округляя свои владения, он завоевал весь Туркестан, Персию, совершил большие походы в Индию, Сирию и Турцию. Успех всегда ему благоприятствовал.
В 1383 г., во время похода в Южную Персию, Тамерлан получил по почте донесение о том, что основному ядру его владений грозит набег Золотой Орды, которая достигла уже Бухары и которой оказывают помощь Хорезм (Хива) и узбеки (со стороны Ташкента). Тамерлан вернулся с армией к тому моменту, когда его враги уже успели отойти. Тамерлан твердо решил наказать Золотую Орду за этот набег. На Золотая Орда имела центр тяжести своих кочевок где-то около Самары и была отделена от Тамерлана пустынными степями, протягивавшимися на 2.500 верст. Поход против нее требовал тщательной подготовки, на которую пошло 7 лет. Он должен был затянуться на много месяцев, и на это время надо было надежно обеспечить свою общую базу. Тамерлан нанес несколько поражений авангардам Золотой Орды в окрестностях Аральского моря, справился с Хорезмом, в 1389 г. на три четверти уничтожил узбеков, прогнал остатки их за р. Иртыш. Одновременно была начата работа по разложению Золотой Орды и по установлению связи со всеми ее элементами, недовольными Тохтамышем. В своей империи Тамерлан вел внутреннюю подготовку к войне; феодалы были созваны на великий курултай и соответственным образом обработаны. В январе 1391 года армия — вероятно, свыше 100 тысяч конницы — была собрана в окрестностях Ташкента, и война была объявлена.
Кратчайшие пути из Ташкента к Самаре направляются по обе стороны Аральского Моря. Однако, движение армии Тамерлана по такому направлению привело бы к движению по степи с очень тощей растительностью и малым количеством воды, проходимой вообще лишь в течение ранней весны; и непосредственно после выхода из пустыни, на истощенных лошадях, пришлось бы столкнуться с главными силами Золотой Орды. Сверх того, такое направление наступления, в случае успеха, привело бы к оттеснению Золотой Орды в леса Московии, где татары со своими богатствами могли бы временно скрыться от скорой расправы Тамерлана, который не мог надолго задержаться в Европе. Поэтому Тамерлан избрал для похода направление более кружное; он совершил лишнюю тысячу верст, уклонясь на север в Западную Сибирь, к верховьям рек Ишима и Тобола, пересек Голодную степь вдали от неприятеля, после чего дал небольшой отдых; после четырех месяцев похода (переходы около 20 верст) Тамерлан подошел к р. Уралу и в конце мая переправился через нее выше современного Оренбурга. Здесь уже собирались силы Золотой Орды.
Обойдя их с севера стремительным маршем, Тамерлан перешел к параллельному преследованию (35 верст в сутки) и 18 июня принудил Тохтамыша вступить в бой на р. Кондурге, в недалеком расстоянии от Самары. При многочисленности обоих монгольских противников, широком употреблении метательного оружия и ведении боя из глубины, сражение затянулось на 3 дня. Решающее значение получила измена части Золотой Орды, подготовленная долголетней, работой Тамерлана. Преследование продолжалось до берегов Волги, на протяжении 200 верст.
После разграбления Золотой Орды, армия Тамерлана двинулась обратно. Сам Тамерлан прибыл в Самарканд в конце октября того же года, его же армия, обремененная огромной добычей, подошла лишь зимой и весной следующего года.
Турки. Османы представляли вначале дружину крупного кондотьера Османа, составленную из удальцов всех национальностей. Основанное ими государство, объединившее часть тюркских племен, было потрясено до основания ударом Тамерлана, разбившего на голову, под Ангорой в 1402 году султана Баязета. Однако, османские турки успели оправиться и создали единственную прочную азиатскую государственность. Уже через, полустолетие после Ангорского поражения они овладели Константинополем; тыл Турции со стороны Азии был обеспечен тем разгромом, который постиг Восток в результате полководческих талантов Чингисхана и Тамерлана.
От арабов османские турки заимствовали выделение части завоеванных областей, налоги с которой шли непосредственно на содержание военной касты. Но параллельно с этим, последняя, сипаи, за выделением "сипаев Порты" — лейб-гвардии султана, жившей при его дворе — была наделена ленами{105}.
Все лены не представляли частной собственности отдельного воина, не передавались по наследству, а составляли как бы коммунальную собственность военной касты. Сын крупного начальника начинал с маленького лена, но по мере того, как продвигался по службе, менял лены на более значительные. Это обстоятельство значительно увеличивало власть султана, ослабляло противодействие [152] ленников на местах бюрократии, проводившей распоряжения центра, предохраняло воина от погружения в тину местных интересов, но представляло, разумеется, тормоз для экономического преуспеяния ленного хозяйства и, в общем; не сделало ополчение ленников ни быстрым на подъем, ни особенно боеспособным. Когда воинственная дружина Османа переродилась в поселенное войско, турки оказались обязанными дальнейшими успехами новому институту — янычарам — опыту возрождения античной, постоянной, сплоченной пехоты, которой не знало средневековье.
Янычары. Первая османская пехота — пиаде — содержалась на отводимые ей лены и так скоро потеряла всякую боеспособность, что обратилась во вспомогательную часть: для починки дорог и наводки мостов{106}, — вместо нее были созданы "новые войска" — янычары. В основу их организации легли две мысли: государство должно взять на себя все снабжение янычар, чтобы помешать потере воинских качеств, неизбежно связанной с поселенным бытом; вторая мысль заключалась в том, чтобы создать постоянного, профессионального воина, объединенного в религиозное братство, на подобие рыцарских орденов Запада.
Создание корпуса янычар явилось возможным вследствие накопления во власти султанов значительных запасов. Сознание значения снабженческого вопроса видно во всей организации янычар. Низшей ячейкой в организации являлось отделение — 10, человек, объединенных общим котлом и общей вьючной лошадью. 8-12 отделений образовали оду, имевшую большой ротный котел. Командир оды (роты) назывался чорбаджи-баши, т. е. раздатчиком супа; другие офицеры имели титул "главный повар" (ашдши-баши) и "водонос" (сака-баши). Название роты — ода — обозначает общую казарму — спальню; рота иначе называлась "орта", т. е. стадо. По пятницам ротный котел посылался на кухню султана{107}, где для воинов Аллаха приготовлялся пилав. Вместо кокарды, янычары втыкали спереди в свою белую войлочную шапку деревянную ложку. В позднейший период разложения митинги происходили вокруг войсковой святыни — ротного котла, и отказ янычар вкусить привезенный из дворца пилав являлся опаснейшей революционной приметой — демонстрацией.
Такова была экономическая база строительства первой постоянной пехоты. Но организация янычар покоилась не исключительно на поклонении мамоне. Забота о воспитании духа была вверена ордену дервишей (мусульманских [153] монахов) "бекташи". Мальчик, чаще всего христианин, насильно оторванный от родительского дома, поступал в институт "неопытных мальчиков" (адшмен оглан) и здесь развивался физически и воспитывался духовно. Заставить забыть дом, родину, семью, внушить необузданный магометанский фанатизм и преданность султану являлось целью этого воспитания. Янычар не имел права жениться, был обязан каждую ночь спать в казарме, молча исполнять всякое распоряжение старшего, а в случае наложения на него дисциплинарного взыскания, должен был, в знак покорности, поцеловать руку наложившего взыскание. Казарма уподоблялась монастырю. Дервиш "бекташи" — единственный просветитель и проповедник янычар; он нес на себе и обязанности по увеселению воинов Аллаха — пением и шутовством. Янычар не знал ничего, кроме двора султана: приказ султана для него был священен; у него не было других занятий, кроме военного ремесла, других надежд, как на награду солдата — добычу, да после смерти на тот рай, вход в который открывала борьба за ислам.
Главное вооружение янычар — лук, во владении коим они достигали большого совершенства. Но сплоченность, которую придавала янычарам их организация, достигала такой степени, что лучники представляли уже линейную пехоту; янычары быстро сооружали легкие препятствия и смело встречали за ними самый беззаветный порыв рыцарской конницы (сражение, под Никополем 1396 г.). В лице янычар почти возродилась сплоченная тактическая единица древнего мири; однако, вооружение и тактика янычар не отвечали требованиям наступления в открытом поле; образуя ядро, устой боевого порядка, они предоставляли активные действия выскакивавшей из-за флангов турецкой коннице — рыцарям, сипаям.
Основанные в 1330 году янычары первоначально представляли 66 рот. В XV веке число рот достигало 100-200: численность их колебалась от 3 до 12 тысяч.